Вернемся к нашей ситуации. Человек находится в одном и том же помещении третий день. Он ходит в туалет, моет руки, наливает воду из кулера. Он два дня видит и чувствует, что из крана течет ГОРЯЧАЯ вода. Почему же, увидев, что горячей воды больше нет, он никому не задает вопросов, что случилось? Не ищет причины отсутствия горячей воды? Почему он ничего не делает, чтобы избавить себя от дискомфорта — мыть руки и посуду холодной водой???
Когда я стала спрашивать у коллег, находившихся в этот день на учебе, заметили ли они, что не было горячей воды, кто-то сказал мне, что даже не заметил: ну нет и нет. Кто-то сказал, что заметил, но решил, что нет горячей воды значит нет. Кто-то заметил, но ему было неудобно ни спросить, ни поинтересоваться, что случилось с горячей водой? Будет ли еще горячая вода? Ну и абсолютно все, кого я спрашивала, сказали, что ни при каких условиях не полезли бы осматривать бойлер в чужом офисе — не случилось ли с ним чего, не сломался ли он или не выключен ли он. Что означают такие ответы для меня, практикующего психолога-консультанта? К сожалению, все они свидетельствуют о том, что вирус выученной беспомощности поразил подавляющее большинство наших студентов… Я с уверенностью могу заявить, что за этой вполне себе банальной ситуацией лежит не неудобство лезть в чужие дела, не привычка к дискомфорту, не увлеченность учебой, когда не обращаешь внимания на условия внешней среды, не … (Добавьте сюда свою версию, если вы относитесь к тем, кто тоже не стал выяснять причину отсутствия горячей воды)
За этими мыслями, умозаключениями и объяснениями лежит особый стиль мышления, который Мартин Селигман называет выученной беспомощностью. Этот стиль мышления, вызывающий особое состояние и определяющий особое поведение, по девяти характеристикам совпадает с описанием депрессии по Международной классификации болезней. И мне очень нравится мысль Селигмана о том, что депрессия и выученная беспомощность — одного поля ягоды, что депрессия (кроме исключительных случаев) — это особая структура мышления, это определенные мысли, изменив которые мы можем начать жить совершенно по-другому, качественно иным образом.
Недавняя кемеровская трагедия показала, что в экстремальных ситуациях синдром выученной беспомощности приводит к ужасным последствиям. Одна женщина рассказала, что, оказавшись у запертого аварийного выхода на втором этаже здания, она со своей маленькой дочкой некоторое время ждала, что дверь откроют. Но увидев, что выхода нет, она с дочкой побежала туда, куда, как им сказали, идти было нельзя. Но оказалось, что выход был именно там. Они спаслись. А у этого запертого аварийного выхода позже были обнаружены пятнадцать погибших человек, которые так и не дождались спасателей.
О чем думал мужчина, который запер изнутри дверь в кинозале и заложил тряпками щель под дверью, чтобы дым не пробрался в зал, и остался сам и задержал всех остальных, включая детей, в ожидании спасателей? Почему не стал искать выход? Почему даже не попытался выйти и посмотреть, что происходит и можно ли покинуть горящий этаж?
Простите меня, что я пишу об этом вскоре после трагедии. Но я считаю, что молчать об этом нельзя. Все эти действия можно охарактеризовать как проявления синдрома выученной беспомощности. И те люди, которые при пожаре находили возможность выводить людей, которые самостоятельно искали выход из горящего торгового центра, на самом деле просто ДУМАЮТ ПО-ДРУГОМУ. ОНИ ИЩУТ ВЫХОД.
Помните историю о лягушке, тонувшей в банке со сметаной? Она так долго и отчаянно барахталась в банке, не желая тонуть, что взбила сметану в твердое масло. И, взобравшись на кусок масла, потом смогла выпрыгнуть из банки. Эту лягушку можно смело отнести к тем трем из десяти и животных и людей, которые даже в условиях эксперимента НЕ ОБУЧАЮТСЯ ВЫУЧЕННОЙ БЕСПОМОЩНОСТИ. Почему? Чем они отличаются от тех семи, кто даже не пытается попробовать что-то изменить? Они думают по-другому. Именно их Селигман называет оптимистами.