Огонек в ночи

Я припарковала машину в соседнем дворе, около дома, где прожила долгих 17 лет. «Я сделаю это именно сегодня!» — эта мысль окончательно утвердилась в мой голове. Сначала мне надо было пройти дворами к её дому. Дорожка была прочищена от снега всего в одну ширину лопаты. На пути мне встретилась женщина с овчаркой, и мы с трудом разошлись, загребая в сапоги снег из высоких сугробов. Я перешла дорогу, всматриваясь в окна. Горит ли где-нибудь свет? Её окна на первом этаже старого кирпичного дома были разбросаны на южной и западной стороне. Более 40 лет назад я так же ходила мимо этого дома, смотрела, горит ли в этих окнах свет. За одним из них стоял её письменный стол с десятком пачек тетрадок. И приглушенный свет в этом окне горел до позднего вечера, а то и до ночи. Это означало, что один класс написал сочинение, другой — изложение, а кто-то и контрольный диктант, а еще были рабочие тетради, которые надо было проверять каждый день — и домашнюю, и классную работы. Словом, всегда было, что проверить учителю русского языка и литературы. Сейчас это окно было темным. Но зато я увидела, как светится сквозь занавески окно на кухне. «Значит, она дома!» — обрадовалась я. Мне захотелось пробраться к этому окну через сугробы, заглянуть в него через щелочку в портьерах. Но оказалось, что это сделать невозможно. Я проваливалась в снег по колено.

Теперь мне нужно было вернуться назад — за букетом с тюльпанами, которые я присмотрела в соседнем магазине. И уже через 15 минут я стояла напротив её подъезда. Конечно, номера квартиры я не помнила. Вдруг из подъезда выпорхнула какая-то девчушка лет 11, и я благополучно преодолела преграду домофона. Приветственное предложение я приготовила заранее. Я должна была сказать: «Простите нерадивую ученицу за то, что она перепутала числа!» Я знала, что она родилась в год рождения моей мамы, 1939; что родилась в январе, как и моя мама. Но почему-то в голове засело число 29 вместо 22… 29 января я написала сообщение её внучке, моей бывшей студентке: «Когда у бабушки юбилей?» «Двадцать второго! — ответила Аня. —Мы собирались семьей накануне. Бабушка отказалась от банкета. А 22-го целый день ходила куча народа!» Так я на целую неделю опоздала поздравить свою любимую классную руководительницу с 80-летием.

С юбилеем, наша дорогая, наша любимая Галина Григорьевна Зарщикова!

Галина Григорьевна Зарщикова родилась и выросла в Москве в трудные послевоенные годы. Её воспитывала одна мать, поэтому жили очень скромно. Галя с детства была лидером и организатором всяческих общественных дел. Сначала пионерка, потом комсомолка и уже в 18 лет член партии. Не корысти ради! Боже упаси! Только по идейным соображениям. Боевая девчонка и дома и в школе все время организовывала малышей, учила их, водила в походы, ставила с ними спектакли. Сначала она хотела быть детским врачом. Но в 10 классе определилась окончательно и бесповоротно: «Буду учительницей!» Потом был филфак Университета и одновременно работа в школе вожатой. Галя училась и работала в Московской школе № 56. Веселая, боевая, смелая девчонка носила Знамя, проводила сборы, воспитывала больших и маленьких учеников.

Как только в старших классах объединили женский и мужской классы, Аркаша Зарщиков сразу заприметил её. Уж больно яркой и независимой она ему показалась. Они гуляли вдоль Яузы, пока он после окончания школы не поступил в летное училище в Ейске. Закончив училище, приехал и поставил вопрос ребром: «Галя, хочу жениться на тебе!» Романтичная девчонка потребовала: «Давай проверим наши чувства еще год, до твоего отпуска. А вдруг это нам только показалось?» «Хорошо», — согласился Аркадий. Но уже через несколько месяцев приехал в очередной отпуск и повел её в ЗАГС. На регистрацию брака Галя опоздала — задержалась на пионерском сборе. Аркадий служил в Луцке, и Галя поехала по месту службы мужа. Там в Луцке и началась её настоящая педагогическая биография.

Я позвонила в дверь. Она открыла сразу. Быстрый взгляд родных глаз и радостное восклицание: «Леночка!!! Дорогая моя!!!» Я начинаю оправдываться в своей приготовленной речи, что перепутала, что виновата, что поздравляю с юбилеем, а она уже увлекает меня в дом, заставляет скинуть пальто и сапоги, суетясь проводит меня по комнатам, показывая свежий ремонт, сделанный недавно, ищет большую вазу для тюльпанов и, наконец, усаживает меня на кухне. «Как хорошо, что я поставила варить картошки побольше! — умиляется она. — Ты будешь пюре со сливками?» Конечно, буду. Ведь я специально пришла провести несколько часов с этим дорогим для меня человеком.

Долгие годы Галина Григорьевна всегда была занята. На общение с нами она могла выделить совсем не много времени. Наш 4-А достался ей по жребию на августовском педсовете в 1975 году. Семья уже переехала в подмосковное Монино, где муж учился в Военно-Воздушной Академии им. Ю.А. Гагарина. Дочь Оля училась в школе № 1, а сын Саша еще ходил в детский сад. «Как я попала в нашу школу, я уже и не помню». Начинала с организатора. Проводила сборы и комсомольские собрания. «Представляешь, ведь каждую неделю проводила сборы!» — удивляется она. Я киваю — я помню. «Я ужасно хотела преподавать! Так просила, чтобы мне дали часы, чтобы перевели простым учителем! Просила, дайте мне четвероклассников!» И директриса сжалилась: «Тяни жребий!» «Вы уже у меня были самыми долгожданными! Как же я вас любила!»

Я погружаюсь в глубины своей памяти, и оттуда всплывают воспоминания. Первое сентября в четвертом классе. Мы фотографируемся на площадке около школы с первой учительницей Ильиной Зинаидой Павловной и Галиной Григорьевной. Мы уже не чувствуем себя самыми маленькими, ведь мы перешли в среднюю школу. Класс у нас большой и дружный. Так мне, по крайней мере, кажется. Мы слышим, как родители довольны тем, что нашим классным руководителем стала Галина Григорьевна. Она кажется нам одновременно доброй и строгой, веселой и рассудительной, открытой и недоступной.

От уроков русского языка и литературы спустя почти 45 лет осталось стойкое ощущение интереса и пользы. Эти уроки никогда для меня не тянулись, никогда я не хотела, чтобы они закончились побыстрее, никогда не поглядывала тайком на часы, чтобы увидеть, сколько осталось. Различные виды работ сменяли друг друга: словарные диктанты в специально разрезанных в типографии половинках тетрадочек, минутки развития речи, перфокарты с пробитыми дырочками, куда надо было вписывать только одну или две буквы, какие-то интересные задания и упражнения. Не помню, чтобы мы просто списывали упражнение в тетрадь. А какая глубокая работа всегда была перед сочинениями и изложениями. Разбудите меня ночью и я расскажу вам о типах речи, о построении композиции. И это я помню не из институтской учебы, а именно с этих уроков.

Уроки литературы становились настоящими спектаклями с актерами и зрителями. Галина Григорьевна так выразительно читала стихи и всегда наизусть, что проблем с тем, чтобы мы их учили, как будто никогда не было. Вслед за ней мы отправлялись в литературные путешествия, разгадывали тайны жизни писателей и загадки их произведений. В конце учебного года был традиционный классный час, на котором мы читали свои любимые стихи и записывали это на магнитофон.

Но самым прекрасным и восхитительным была наша классная жизнь. Я и сейчас, когда спрашивают о школьных годах, вспоминаю их с любовью и ностальгией. Традиции пронизывали нашу жизнь: Галина Григорьевна создавала их, объединяя нас, воспитывая в нас нравственность и ценностное отношение к людям, миру, друг другу. Каждую неделю у нас были тематические классные часы. Всегда что-то важное, полезное и интересное. К нам приходили какие-то потрясающе интересные люди. Я помню ветеранов Великой Отечественной войны, многие из которых были Героями Советского Союза, спортсменов, например, Владислава Третьяка, летчиков из–за рубежа, учившихся в нашей Академии. К нам приходили наши родители, рассказывая нам о своей профессии и о своей жизни. Пионерские сборы всегда были содержательными и наполненными настоящими проблемами. Никогда ни одной фальшивой нотки не проскочило ни в одном слове нашего классного руководителя. Она верила в то, о чем говорила, и вслед за ней в это свято верили мы, её ученики.

Традицией для нас были четыре похода в год: в сентябре, в январе, в марте и мае. Зимний поход в январе 1976 года случился в сильный мороз. Утром меня разбудил отец: «На улице минус 18. Поход-то будет?» И хотя нам было сказано, что при морозе больше 15 градусов, похожа не будет, я собралась и пошла к школе. Галина Григорьевна уже была там. Вместе со мной таких смельчаков было всего 8 человек. Мы пошли в лыжный поход! С нами были бабушка и дедушка одного моего одноклассника. Они разводили костер, заваривали нам чай, растирали замерзшие ноги. Трое взрослых согревали нас, как могли. Потом еще не раз Галина Григорьевна на уроках отмечала эту восьмерку смелых. А меня переполняла гордость и радость, что я это сделала, выдержала, смогла.

Регулярными были наши поездки в театр. Одна или две мамы ехали с нами вместе. Но никаких проблем с поведением ни у кого не было. Ведь было достаточно внимательного взгляда Галины Григорьевны, чтобы возбужденный успокоился, вскочивший присел, кричащий замолчал. Наш пионерский отряд носил имя Героя Советского Союза Алексея Маресьева. И однажды, благодаря Галине Григорьевне, мы поехали в нему в гости. А еще были экскурсии по местам боевой славы, на предприятия, в музеи. С каким нетерпением мы ждали классных Огоньков. Они всегда были наполнены культурной программой, а сезонные именинники угощали весь класс самодельными пирогами, пирожными и тортами. Класс стал для нас настоящей семьей, а нашей общей мамой, которую мы любили и уважали, была Галина Григорьевна.

Однажды в классе случилась кража. Одна девочка украла у другой дорогой пенал. Когда это выяснилось, Галина Григорьевна собрала всех девчонок дома у виновницы. Произошел серьезный разговор. Она говорила нам о том, что люди могут ошибаться и что их можно простить. О том, что нельзя из-за одной ошибки вешать на человека ярлык. О том, что надо учиться вести себя так, чтобы человек понимал, что его простили. Мы поревели и простили девочку.

Беда подкралась откуда не ждали. Аркадий Зарщиков был отправлен на год в зарубежную командировку. Его жена должна была поехать вместе с ним. Мы только перешли в седьмой класс, а она должна была оставить нас. Даже сейчас, заглядывая внутрь себя, я чувствую ту безмерную боль, которую все мы переживали в тот момент. Я организовала инициативную группу, которая отправилась к директору с просьбой не назначать нам классного руководителя до возвращения Галины Григорьевны. Мы верили, что через год она вернется и всё пойдет по-старому. Мы были готовы так самоорганизоваться, чтобы ни одним действием, ни одним поступком не подвести нашу любимую учительницу. «Нет, так не положено!» — ответил директор, и нашим новым классным руководителем стала учительница физики, равнодушная и ленивая. Её сменил историк. А мы будто попали в воронку, которая уносила нас все глубже и глубже в водоворот страстей, ярости, гнева на жизнь и судьбу, директора школы и всех, кому повезло больше, кого не оставил любимый учитель.

А она писала нам письма, присылала в них засушенных тропических бабочек, и мы дружно рыдали, отсчитывая дни до её возвращения. И новый удар! Галину Григорьевну больше не берут в нашу школу. Как? Почему нет места? Началась борьба за возвращение нам нашей классной мамы. Мы написали письмо в газету, и к нам приехал корреспондент. Но изменений не было. Стало понятно, что прежняя жизнь закончилась навсегда. По странному стечению обстоятельств Галина Григорьевна вернулась в нашу школу сразу после того, как мы её закончили.

Она накрывает стол салфетками, ставит красивые тарелки и непрерывно мне что-то рассказывает. О том, что разгадала секрет ЕГЭ и знает, как подготовить к нему учеников. Что не может отказать тем, кто просит позаниматься с ребенком, что должна вытащить этого ученика и дотянуть до четверки. Что её занятия стоят копейки или бесплатны. О детях, внуках, правнуках. О том, как однажды, выступая на партсобрании, забыла забрать сына из сада. Как болел муж и она его лечила. Сколько у нее выпускников и среди них медалистов. Что проработала словесником 48 лет в сельских школах. Что 20 лет была в районной медальной комиссии. О том, что поменяла оба хрусталика. Тут я замечаю, что на ней нет очков с толстенными линзами, через которые она смотрела на меня и спрашивала: «Лена, скажи честно, ты помогала подруге писать диктант?» «Нет!» — трясла я головой и думала, как же она это узнаёт? А еще мы поговорили о пенсии, что она мизерная. Что она безумно благодарна Розенталю, у которого училась. Как она счастлива и что у нее нет никаких званий и наград.

Несколько раз прерывая её быструю речь, я говорю нарочито медленно:

- Галина Григорьевна! Ну ведь вы понимаете, что у вас ДАР?

Она смеется:

-Да ладно тебе, какой там дар! Просто я всегда любила свою работу.

- Вы же учитель от Бога! — настаиваю я.

И она снова смеется мне в ответ:

-Да куда там! Наверное, я какая-то ненормальная.

- Я точно знаю, — настаиваю я, — у вас ДАР!

И в ответ на её улыбку прикладываю максимум усилий, чтобы сдержать подступающие слезы.

Мы сидим до 12 ночи. Я никуда не тороплюсь. Я пришла специально, чтобы насладиться нашим общением, совместными воспоминаниями, многолетней дружбой. Провожая меня, она берет с меня обещание позвонить ей, как только доеду до дома. Я обещаю. «А я временами перечитываю твои стихи», — тихонько говорит она мне уже на пороге.

Я веду машину. А слезы сами текут по щекам. Слезы любви и благодарности. Я благодарна судьбе за то, что в моей жизни случился такой учитель; за то, что, благодаря ей, я стала учителем; за то, что я навсегда полюбила русский язык и литературу; за то, что я обожаю поэзию; за то, что в своей педагогической деятельности я всегда стремилась походить на неё; за то, что Галине Григорьевне уже 80; за это моё сочинение, которое я посвящаю ей с пожеланием долгих лет, здоровья и радости. От всех её учеников.